Глава 1
Я сдвинул в сторону дверь купе. Вдохнул запахи пота, чеснока и варёных яиц. Увидел, как синхронно повернули в мою сторону лица сидевшие в купе поезда люди. Трое. Похожий на студента старших курсов мужчина в очках и с синевато-красным прыщом около носа – он восседал рядом с окном, левым плечом прижимался к стене вагона. По правую руку от «студента» расположился мужчина лет шестидесяти, с козлиной бородкой и блестящей лысиной (я мысленно обозвал его «пенсионером»). А напротив мужчин (по другую сторону стола) замерла с широко открытыми глазами симпатичная голубоглазая блондинка: Александра Витальевна Лебедева, журналистка из Ленинграда (двадцать семь лет, бездетная, разведённая и пока ещё живая).
Я улыбнулся и громко сказал:
- Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Дмитрий Иванович Нестеров. Я ваш новый сосед. Займу двадцать второе место. Еду до конечной станции: до самого Ленинграда.
Бросил на верхнюю полку свою ношу (газету «Советский спорт» за вчерашний день) – та легла по соседству со свёрнутым матрасом, из которого выглядывала грязно-белая подушка.
- Здравствуйте, - приятным, похожим на кошачье мурлыканье голосом сказала Лебедева.
Она пробежалась по мне взглядом: по коричневым кожаным немецким полуботинкам, по светло-синим американским джинсам, по белой футболке и по украшенному многочисленными карманами жилету из голубой джинсовой ткани.
- Иннокентий Николаевич, - представился «пенсионер».
Наряженный в белую майку мужчина привстал, протянул мне руку. Мы обменялись с Иннокентием Николаевичем рукопожатиями. Я отметил, что рукопожатие у пенсионера крепкое, рабоче-крестьянское, не соответствующее его внешности интеллигента.
- Павел, - последовал примеру своего соседа «студент». – Павел Дружинников.
Павел навалился животом на стол и тоже сжал мою руку: сильно, по-взрослому, будто спортсмен тяжелоатлет. Я заметил, что ладонь у Дружинникова влажная, будто Павел сейчас нервничал перед сдачей судьбоносного экзамена.
- Меня зовут Саша, - промурлыкала журналистка. – Александра Витальевна.
Она чуть склонила на бок голову и сказала:
- Немного у вас вещей, Дмитрий Иванович. Вас, случайно, на вокзале не ограбили?
Лебедева приподняла тонкую правую бровь. Её глаза смеялись.
Я улыбнулся, взглянул на лицо Александры. Подумал, что Пашка Бондарев меня не обманул: эта ленинградская журналистка действительно симпатичная. Пробежался глазами по стройной женской фигуре. Задержал взгляд на собранных у Лебедевой на затылке в хвост светло-русых волосах и на точке-родинке у Александры над губой.
- Путешествую налегке, - сказал я.
Прикоснулся руками к карманам жилета и добавил:
- Деньги и документы есть. А всё прочее куплю в Ленинграде.
Александра Витальевна сдвинулась к окну. Я уселся рядом с ней на полку, аккуратно застеленную тонким «колючим» одеялом. Мазнул взглядом по книге, которую держала в руке журналистка (Агата Кристи «Мисс Марпл в Вест-Индии»).
За окном купе проплывали среднерусские пейзажи: лиственные и хвойные деревья, поросшие высокой травой луга, деревянные домишки. Небо за пыльным стеклом казалось хмурым. На нём (между перистыми облаками) застыло солнце.
- Дмитрий Иванович, а вы уже слышали про референдум в Ленинграде? – спросил «пенсионер». – Про тот, который проходил во время голосования за Ельцина. Проходимцы из Ленсовета заморочили горожанам головы. Навешали им лапши на уши. И обманутые этими негодяями ленинградцы проголосовали за переименование Северной столицы!
Я отвёл взгляд от окна, посмотрел на гневно нахмуренное лицо Иннокентия Николаевича.
Заметил, как Павел Дружинников пожал плечами.
- А я считаю, что это хорошо, – сказал «студент». – Пора завязывать с коммунистическим прошлым. Хватит! Надоело. Да и вообще. Это царь Пётр Первый построил город на Неве, а не Ленин. Ленин там вообще ни при чём. Поэтому я считаю: именно царь Пётр заслужил, чтобы в город носил его имя. И нечего подмазываться к чужим заслугам.
- Название Санкт-Петербург не в честь Петра Первого, - сказала Лебедева. – А в честь Святого Петра, небесного покровителя города.
«Студент» тряхнул головой.
- Пусть так, - сказал он. – Но Ленин к этому городу всё равно никакого отношения не имеет.
«Пенсионер» гневно сверкнул глазами.
- Много вы понимаете! – повысил он голос. – Город-герой – это Ленинград, а никакой не Петербург! Ещё живы те, кто пережил блокаду, кто защищал Ленинград от фашистов. Они Ленинград защищали, а не Петербург! Как мы своим отцам и дедам в глаза посмотрим?! Как мы предадим их память?! Совести у вас нет с эти самым вашим… Петербургом.
- Товарищи, предлагаю сменить тему, - сказала Лебедева. – Всё равно от нашего с вами спора ничего не зависит. Что бы мы ни решили, а власти поступят по-своему. Нет у нас в стране пока демократии.
Александра Витальевна взглянула на меня, словно в поисках поддержки.
- И слава богу, что её у нас нет, - произнёс «пенсионер». – Нам она и не нужна. Пусть эту демократию буржуи за границей едят.
Он покачал головой.
- Это вы за себя говорите, Иннокентий Николаевич, - ответил «студент». – А нам эти ваши коммунизм и социализм уже поперёк горла сидят. Всё. Надоели. Требуем перемен.
«Студент» махнул рукой.
- Вы ещё наплачетесь от этих ваших перемен, - пробурчал «пенсионер».
Он взял со стола пачку с надписью «Союз Аполлон». Выудил из неё сигарету.
- Вот это правильно, уважаемый Иннокентий Николаевич, - сказал «студент». – Давайте-ка мы с вами выкурим трубку мира.
Он без стеснения запустил пальцы в пачку «пенсионера» - Иннокентий Николаевич никак на это действие не отреагировал.
Мужчины посмотрели на меня.
- Вы с нами, Дмитрий Иванович? – спросил «пенсионер».
Я поднял руки, покачал головой.
Сказал:
- Не курю.
- Вы молодец, Дмитрий Иванович, - сказал «пенсионер». – Здоровье – это очень важно. Да и сигареты нынче по талонам. Впрочем, как и всё остальное. Тут не только курить – тут и есть, и пить бросишь.
Иннокентий Николаевич проследовал к выходу из купе. Павел Дружинников поспешил за ним, оставил после себя шлейф из запаха пота. Лебедева поджала под себя ноги, раскрыла книгу. Я выждал полминуты. Рассматривал разложенные на столе вещи: пустые стаканы в металлических подстаканниках, свёртки с продуктами, мятую пачку сигарет, складной перочинный нож.
С интересом взглянул на загорелые колени журналистки – та будто почувствовала мой взгляд: накрыла колени подолом сарафана. Но глаз от страниц книги Александра Витальевна не отвела. Будто действительно увлеклась чтением. Я выждал, пока в конце вагона хлопнули дверью. Лишь после этого прикрыл дверь в купе – на это моё действие журналистка всё же среагировала.
- Дмитрий Иванович, жарко, - сказала она.
Демонстративно помахала книгой, словно веером.
Я встал, вынул из кармана жилета удостоверение, раскрыл его и предъявил журналистке.
Представился снова:
- Дмитрий Нестеров, капитан, Комитет государственной безопасности СССР.
- Оперативный уполномоченный, - прочла в удостоверении Лебедева.
Она перевела взгляд на моё лицо и спросила:
- Вас мой папа прислал? Зачем?
- Александра Витальевна Лебедева, - сказал я, - вы подозреваетесь в совершении особо тяжкого государственного преступления. К нам поступила информация, что вы планируете побег за границу. Поэтому мы вынуждены вас задержать.
Я отметил, что широко открытые глаза журналистки сейчас выглядели не голубыми, а тёмно-бирюзовыми. Лебедева моргнула, растеряно улыбнулась (будто надеялась, что я пошутил).
- Гражданка Лебедева, - сказал я, - вставайте и следуйте за мной. Советую вам: не делайте глупостей. Напоминаю, что неподчинение представителю власти – это уголовно наказуемое деяние. Не усугубляйте свою вину.
- Мою… вину? – переспросила Александра. – Государственное преступление? Побег за границу? Дмитрий Иванович, это такая шутка?
Я спрятал в карман удостоверение и заявил:
- Никаких шуток, гражданка Лебедева. Измена Родине – это нешуточное обвинение.
Журналистка всё ещё улыбалась.
- Что? – переспросила Александра. – Измена Родине? Вы… знаете, кто я такая? И кто мой отец?
Я кивнул.
Вагон дёрнулся – из-под подола сарафана вновь выглянули женские колени.
- Разумеется, Александра Витальевна, - сказал я. – Меня поставили в известность. Ваш отец, генерал-майор Комитета государственной безопасности Корецкий, арестован. В настоящий момент он уже даёт признательные показания.
- Папу арестовали?! Кто такое приказал?!
Лебедева вцепилась руками в край стола. На её скулах вспыхнул румянец.
Я попятился к выходу, поманил Александру за собой.
- Александра Витальевна, - сказал я. – Следуйте за мной. Уверен, что ТАМ вам всё объяснят.
Демонстративно выглянул в коридор и снова взглянул на Лебедеву.
- Александра Витальевна, поспешите. Сейчас вернутся ваши попутчики. Вы же не хотите, чтобы в их присутствии я защёлкнул на ваших руках наручники, как на какой-то… воровке?
Журналистка встрепенулась. Возмущённо выдохнула.
- Сам ты!..
Она свесила с полки ноги, сунула их в босоножки.
- Я вашему начальнику позвоню, - заявила она. – Крючкову Владимиру Александровичу. Он знает, что мой папа честный человек! Они с папой не первый год знакомы. Владимир Александрович разберётся.
- Очень мудрое решение, - сказал я. – Обязательно побеседуйте с Крючковым. А сейчас, пожалуйста, без лишних эмоций. Ведь вы же дочь генерала, а не базарная баба. Следуйте за мной, Александра Витальевна.
Лебедева подхватила с полки сумочку, повесила её на плечо.
Посмотрела мне в лицо и прошипела:
- «Базарную бабу» я вам ещё припомню, Дмитрий Иванович. Это я вам обещаю.
Она поправила волосы.
- Ведите, Нестеров, - сказала она. – Не бойтесь: за границу я не сбегу.
Я кивнул и зашагал по коридору в сторону противоположную той, где курили в тамбуре «студент» и «пенсионер». Оглянулся – Лебедева следовала за мной. Александра шла с высоко поднятой головой, хмурила брови и посматривала на меня с нескрываемой неприязнью. Я снова подумал о том, что Паша Бондарев её не зря расхваливал: Лебедева действительно красавица.
Рядом с комнатой проводника я шагнул к окну – жестом велел, чтобы журналистка шла вперёд. Александра пренебрежительно скривила губы, продефилировала к выходу из вагона. Я направился за ней следом. Выдерживал дистанцию в три шага. С интересом рассматривал фигуру Лебедевой уже с другой стороны – с которой Александра выглядела ничуть не хуже, чем с предыдущей.
Теперь я оценил и её фигуру, стройность которой не прятал, а лишь подчёркивал бежевый в мелкий цветочек ситцевый сарафан. Классические девяносто-шестьдесят-девяносто. Рост примерно метр и семьдесят сантиметров (на пару десятков сантиметров ниже меня теперешнего). Гладкая и шелковистая загорелая кожа, будто Лебедева ехала сейчас не из Волгограда, а с морского курорта.
В тамбуре следующего вагона журналистка обернулась. Вопросительно взглянула на меня.
- Идите до первого вагона, - скомандовал я.
Лебедева дёрнула плечом.
Под перестук колёс поезда мы с Александрой брели по заполненным пассажирами вагонам. Вдыхали букеты не самых приятных запахов, слушали обрывки чужих разговоров. Детский плач, бренчание гитарных струн, женский смех, громкий мужской бас – всё это поочерёдно сопровождало нас в пути. Как и мелькание зелени за окнами (деревья, кусты, густая высокая трава).
В первом вагоне Лебедева снова остановилась.
- Первое купе, - сказал я. – Первое и второе места.
Журналистка хмыкнула, но промолчала. Побрела мимо изнывавших от жары пассажиров. Я поглядывал по сторонам. Видел, что люди общались, читали газеты и книги, играли в карты и в шахматы. Ожидаемо не заметил никаких смартфонов, планшетных компьютеров или ноутбуков. В пятом купе мужчина колдовал над радиоприёмником, а во втором ребёнок пиликал игрой серии «Электроника».
Лебедева снова остановилась.
- Что дальше? – спросила она.
Я указал ей на нижнюю полку, где заблаговременно расстелил постель.
- Присаживайтесь, Александра Витальевна.
Лебедева послушно опустилась на край полки, сложила руки на колени. Мазнула внимательным взглядом по лицам наблюдавших за нами пассажиров. Тут же снова нахмурилась и тяжело вздохнула.
Я склонился над ней и строго потребовал:
- Никуда не уходите с этого места, Александра Витальевна. И не пытайтесь сбежать. За вами наблюдают.
Лебедева стрельнула глазами в женщин, что щёлкали семечки и посматривали на нас со своих «боковушек».
- Ждите меня здесь, Александра Витальевна, - сказал я. – Располагайтесь. Скоро я к вам вернусь.
***
Я отодвинул дверь, заглянул в купе – «студент» и «пенсионер» при виде меня замолчали. Иннокентий Николаевич (не глядя, но и не очень ловко) нарезал ножом копчёную колбасу. Павел Дружинников жевал бутерброд, размешивал сахар в стакане с чаем.
Мужчины дружно взглянули поверх моего плеча.
Я шагнул к столу и взял сразу два куска колбасы. Прожевал их. Кивнул.
Заявил:
- Неплохо. Очень даже. Вкус туалетной бумаги совсем не заметен.
Павел оставил в покое ложку и потрогал указательным пальцем прыщ на своём лице.
- Какой бумаги? – спросил он.
В окно купе заглянуло солнце, заставило нас сощуриться.
- Туалетной, - повторил я. – Не слышали об этом? Это же общеизвестная легенда! О том, что в Советском Союзе дефицит туалетной бумаги именно потому, что вся она уходит на приготовление колбасы.
«Студент» с опаской взглянул на остатки своего бутерброда.
- Правда, что ли? – спросил он.
Павел посмотрел сперва на замершего с ножом в руке «пенсионера», затем снова на меня.
- Враньё, - авторитетно заявил я, – и гнусные происки империалистов. Туалетная бумага сейчас в дефиците, чтобы мы чаще покупали газеты и книги. Ведь СССР – самая читающая страна в мире!
Павел Дружинников неуверенно улыбнулся.
Иннокентий Николаевич спросил:
- Дмитрий Иванович, а где же наша прекрасная Сашенька? Разве она не вместе с вами ушла?
- Вместе со мной, - сказал я.
Сунул пальцы в карман жилета и выудил оттуда книжечку с золотистым гербом Советского Союза на красном фоне и с надписью: «УДОСТОВЕРЕНИЕ. МИНИСТЕРСТВО ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР». Открыл её, показал Иннокентию Николаевичу и Павлу Дружинникову. Выждал, пока они рассмотрят вклеенную в удостоверение фотографию.
- Капитан Нестеров, оперуполномоченный, уголовный розыск, - представился я.
Заметил, как «студент» и «пенсионер» насторожились. С громким щелчком захлопнул «корочки», сунул книжицу в карман.
- Гражданка Лебедева Александра Витальевна арестована, - сообщил я. – Постановлением суда ей вменяется подозрение в нарушении пяти статей Уголовного кодекса РСФСР. В том числе – покушение на убийство двух и более лиц.
Я заметил, как расслабилась сжимавшая рукоять ножа рука «пенсионера».
Сказал:
- Поэтому я расстрою вас, товарищи. Симпатичная попутчица к вам не вернётся. Сомневаюсь, что Александра Витальевна окажется на свободе в ближайшие пять-семь лет. Я пришёл за её вещами. Где они?
Павел Дружинников пальцем указал на полку.
- Там, внизу, - сказал он. – Сумка. И ещё вот эта книга.
Я вынул из-под нижней полки небольшую сумку из коричневого кожзама. Книгу я сознательно проигнорировал.
Протянул «пенсионеру» и «студенту» руку. Те её пожали – аккуратно, будто с опаской.
- Спасибо за сотрудничество, товарищи, - сказал я. – В Ленинграде вас на перроне встретят мои коллеги. Они отведут вас в отделение. Ничего особенного. Зададут несколько вопросов о Лебедевой. Под протокол. Много времени это не займёт.
Иннокентий Николаевич и Павел Дружинников синхронно кивнули.
Я попрощался с ними и покинул купе.
***
Сумку журналистки я оставил в купе проводницы.
***
Вернулся в первый вагон. Обнаружил, что Лебедева сидела у окна, смотрела поверх деревьев и кустов на небо. Мысленно она сейчас была явно не в поезде.
Я расстегнул лежавший на верхней полке рюкзак. Достал из него блокнот и ручку. Под присмотром щелкавших семечки женщин сделал на чистой странице первую запись.
- Мы так и будем тут сидеть? – спросила журналистка.
Она скрестила на груди руки, плотно сжала губы.
- Ждите, Александра Витальевна, - сказал я. – Скоро вам всё объяснят.
Начал в блокноте новый абзац.
Лебедева дернула плечом и отвернулась к окну.
***
До пятиминутной остановки на станции Селидово я исписал мелким почерком почти четыре страницы. Всё это время Лебедева молчала. Я её не беспокоил.
Поезд дёрнулся и снова поехал. Я поднял голову, взглянул за окно. Увидел, как мимо поезда неспешно проплыло невзрачное здание железнодорожного вокзала.
Отметил, что журналистка по-прежнему смотрела на небо. Александра сейчас походила на манекен в витрине магазина. Такая же неподвижная и молчаливая.
Я заполнил текстом ещё полстраницы, до того, как заметил шагавшую по вагону проводницу: ту, в чьей комнатушке я недавно пристроил вещи Лебедевой.
Проводница остановилась рядом со мной и сообщила:
- Товарищ капитан, они вышли из поезда. Оба. В Селидово.
Я кивнул, протокольными фразами поблагодарил женщину за информацию.
Проводница ушла.
Я закрыл блокнот, сунул его обратно в рюкзак. Повернулся к следившей за моими действиями Лебедевой.
- Вот и всё, Александра Витальевна, - сообщил я. – Наша прогулка завершена. Возвращаемся в своё купе.
Глава 2
Листая дальше, вы перейдёте на author.today