Глава 1. Две инициации
- Титов, заходи, господин директор тебя ожидает, - наш куратор смотрел в пол.
Пол из себя ничего особенного не представлял: крашеные рыжей краской доски и притом довольно обшарпанные.
- Ударение на второй слог, - сказал я. - ТитОв!
- Поговори тут еще! Давай, Михаил, давай, не ерепенься! – куратор, скорее всего, был неплохим дядькой, но работу он себе выбрал собачью, да и место работы - полный отстой.
Делать было нечего, я отлепился от коридорной стены и шагнул в директорскую приемную. И тяжко вздохнул:
- Я не ерепенюсь! Я не понимаю, в чем смысл.
- Смысл... - вздохнул куратор. В его темных глазах явно читалась тоска. - Для тебя имеется вполне конкретный смысл - не помереть здесь, получить диплом и выйти за ворота интерната своими ногами, а не выкатиться в инвалидном кресле!
Я только фыркнул: вот уж чего не будет! Знаю я, зачем меня зовут - из-за драки. Только чего-то я тут Жолнерова с Кулагой не вижу, а начали-то они! А виноват, выходит, я. Несправедливо? Несправедливо. Но всем насрать на справедливость, это я в свои семнадцать осознавал четко.
В директорской приемной было скучно: письменный стол, компьютер, секретарша-эльфийка, вроде бы из галадрим, портрет Государя на стене, стеллаж с папками. Ничего интересного.
- Чего ты там маринуешься? - раздался голос директора из-за открытой внутренней двери. - Проходи сюда, Титов!
- ТитОв! - поправил самую большую шишку в интернате я. - Ударение на второй слог!
Мясистое лицо господина Адодурова, Евдокима Евдокимовича, приобрело угрожающее выражение, и он поднялся из кресла, нависая над столом и свирепо глядя на меня:
- Садись! - ткнул директор пальцем в ряд стульев напротив своего стола.
Я сел и спрятал ноги под стул. А куда мне было их девать? Они у меня - длинные! Не к месту они тут, обстановку портят своим непрезентабельным видом. А обстановка у директора в кабинете, в отличие от приемной, оказалась довольно интересная. Стол светлого дерева, глобус Тверди с материками, океанами и всем таким прочим, что полагается глобусу. Большая картина на стене: "Иван IV Грозный венчает своего сына на царство" - репринт с работы Репина, понятно - не подлинник. И книги, много книг в шкафах, за стеклом! Книги я любил, даже очень, и потому принялся разглядывать корешки. "Углук, вождь команчей", "Пятисотлетний капитан", "Одиссея дона Педро Сангре", " Записки о Джозефе Белле"... У него определенно есть литературный вкус!
- Титов! - рявкнул господин директор и хлопнул ладонью по столу. - Хватит уже витать в облаках! Как будешь объяснять свое поведение? Что это вообще такое?
И тут я увидел у него на столе томик "Большой Энциклопедии Государства Российского". Он вроде как спокойно лежал рядом с журналом второй группы и директорским электронным планшетом, и никого не трогал, но, штука была в том, что этим томиком... Ладно, не томиком - томищем, я сорок минут назад выбил зуб Кулаге. Даже на обложке кровища до сих пор виднелась. Ну, а что оставалось делать? Эти четверо мне проходу не давали, решили, что я у них буду кем-то вроде черта, чмырить пытались, втирали постоянно какую-то дичь про то, что я им чего-то там должен, круто встрял, попал на бабки и всякое такое прочее. Так-то мне их угрозы до одного места, но терпеть, когда самое обычное быдло хватает меня за воротник, я не собирался - вот и врезал ему энциклопедией поперек рожи...
- Это четвертый том "Большой Российской Энциклопедии", - пояснил я директору, внутренне холодея от своей наглости. - На букву "Г"!
- Та-а-ак! - поднял бровь он. - Продолжай, Титов. Что там дальше, с этим томом на букву "Г"?
- Гаяскутус! - выпалил я. - Я взял том в библиотеке, чтобы найти гаяскутус!
- Кого-о-о-о? - Адодуров явно заинтересовался, у него даже лицо стало менее красное. - Какой еще гаяскутус?
- Вот, господин директор, и я хотел понять - какой еще гаяскутус! Ну, должен же я знать, что мне угрожают на спине вырезать, верно? - надеюсь, мои слова звучали резонно.
Кому охота, чтобы ему какую-нибудь дичь на спине вырезали? Уж если делать там татуировки, имплантацию или шрамирование - так что-нибудь стильное, в конце концов! Пусть даже и в принудительно-унизительном порядке. Хотя фигу им, а не моя спина. Обойдутся.
- И что, выяснил? - директор сел, открыл том энциклопедии и принялся его листать.
- Ну, вы сейчас и сами можете посмотреть, энциклопедия - вот она. Но я могу сказать! - с готовностью вскочил со стула я. - Я думал, это какой-то узор или орнамент черных уруков, например - убиев или команчей. А оказалось - устрашающее существо из историй о лесорубах Северной Америки. Иногда его описывали как оленя с кроличьими ушами и клыками, а также как гигантскую ящерицу...
- А вот теперь скажи мне, Титов, какого рожна ты про этот свой гаяскутус читаешь на уроке алгебры? - он тоже поднялся с места, снова заполнив собой все пространство. - Как это понимать? Ты осознаешь степень своего хамства? Ко мне уже учителя приходят, говорят на тебя повлиять! Как ты себе представляешь это: за двадцать минут до конца урока достал из рюкзака вот такую огромную книжищу, ляпнул на парту и давай шуршать страницами! Ты бы еще "Квента Сильмариллион" разложил! Что это...
- "Сильмариллион" я уже прочитал, когда мне тринадцать было, а про гаяскутус... - наверное, мне стоило бы заткнуться, но порой всякая дурь лезла из меня, как из рога изобилия, и я ничего не мог с этим поделать.
Директор подошел к открытой двери, шикнул на куратора и эльфийскую секретаршу, которые шушукались меж собой, и закрыл кабинет, отделяя нас от всего остального мира.
- Миша, - сказал он обманчиво добрым голосом. - Почему с тобой так сложно? Посмотри на себя - ты же талантливый парень, умнейший, зачем ты себя гробишь? У тебя вообще есть цель? Ты понимаешь, зачем ты здесь?
Я по его просьбе посмотрел на себя в отражении стеклянной дверцы шкафчика с книгами и увидел там довольно скучного типа: худощавого на вид парня с растрепанными волосами черт знает какого русого оттенка, с обычным, слегка конопатым лицом, в дурацкой интернатской джинсовой куртке и штанах. Разве что глаза у меня от рождения интересные - один зеленый, другой голубой. Но меня они, честно говоря, всегда бесили. Это называется "гетерохромия" и звучит так, как будто я или извращенец, или больной.
Под глазом у меня расплывался шикарный фингал. Выбить кому-то зуб и не получить в ответ, особенно, если их двое, а ты один - это задача для боевого мага. Или - для черного урука. А я ни тем, ни другим не был и никогда не буду.
- Я здесь потому, что у меня инициация первого порядка до сих пор не произошла, - слова вылетали из моего рта с трудом, мне и произносить-то их было противно. - И я не стал магом. Мы тут все - перестарки, не только я. На нас родня почти махнула рукой. Именно поэтому вы всех тут дрючите, именно поэтому вам наплевать на то, что я выбил зуб Кулаге, а они ночью попробуют утопить меня в туалете. Только знаете, что? Не буду я магом. Плевал я на это. Выпустите меня отсюда, а? Просто - выгоните за калитку, вот и все... Можете семье сказать, что я сгорел или помер, тут же такое случается, да? Ничего страшного. Думаю, для них - невелика потеря. Помер какой-то лох, который не выиграл в генетическую или там эфирную лотерею - да и черт с ним! Подумаешь!
- И что ты там будешь делать? - поинтересовался директор, игнорируя мои драматические заходы. - За калиткой?
Он тоже, наверное, по-своему был неплохой дядька. Наверное, даже думал, что у него есть высшая миссия - помогать юным отпрыскам захудалых аристократических семейств найти в себе искру магии и раздуть ее. Стоит сказать - иногда получалось, у нас в группе трое за это время инициировались. Все как один - настоящее быдло.
- Библиотекарем буду работать! - ответил вслух я. - В земщине. Живут же люди в земщине без магии?
- Гос-с-споди, Титов, ну и бредятина! - отмахнулся он. - Библиотекарем!
Вообще-то у меня реально был план. Я хотел подзаработать денег и открыть книжный магазин, где стал бы продавать настоящие, бумажные книги. В земщине и сервитутах на них и вправду имелся спрос. Да и в опричнине хорошие издания вполне могли найти покупателя: в конце концов - чего только люди не коллекционируют! Солдатиков, марки, скальпы врагов, трусы любовниц, книжки вот тоже... У каждого додика - своя методика, как говорил дед Костя.
- Я тебя в коровник определю, на молочно-товарную ферму во Всеволожск, - сказал директор. - На десять дней, после уроков. И браслет с электрошокером повешу, чтобы не сбежал.
- Интересно, - шмыгнул носом я. - А можно прямо сейчас?
- Что-о-о? - брови директора взлетели вверх.
- Прямо сейчас - на ферму? - мне очень не хотелось иметь дело с Анцыбаловым, Петрушевичем, Жолнеровым, Кулагой и его выбитым зубом. - В ночную смену.
- Марш отсюда, Титов! - рявкнул господин Адодуров.
- А можно я книжку заберу? Потом в библиотеку сдам,- я протянул руку.
Он сунул мне том "Большой Энциклопедии Государства Российского" и распахнул передо мной дверь. Я увидел мнущегося в приемной куратора, и остервенело долбящую наманикюренными пальцами по клавиатуре эльфийскую секретаршу.
- Запишите в кондуит - Титова из первой группы - на МТФ, в КСУП "Всеволожский", десять дней по четыре часа. Пусть навоз лопатой покидает, авось осознает чего... Ишь, библиотекарем, в земщину! - погрозил мне пальцем директор. - Марш в общежитие!
И я пошел в общежитие.
***
Обшарпанные, крашеные масляной краской стены коридора, перегоревшие лампочки на потолке, матерные надписи на дверном косяке, заплеванная лестница - все это не слишком напоминало ту самую Магическую Академию, о которой столько написано книжек и снято фильмов. В тех, книжных, Академиях, по большей части - авалонских и иногда - галльских, никому зубы энциклопедией не выбивали, котлеты на обеде не отжимали и "темную" не устраивали.
"Темная" - это вообще полное дерьмо. Когда спишь в комнате с десятком парней, и кто-то закрывает тебе голову подушкой, а остальные лупят по чем попало, но так, чтобы не осталось следов - ты черта с два разберешь, что за сволочи это сделали! Потому что пока выпутаешься, пока встанешь - все уже лежат солдатиками на своих местах. А с десятью как драться? И знал я, что били не десять, а четверо, но что мне - кидаться на каждого из них по очереди? Так я сам в итоге буду виноват... И коровник мне раем покажется.
Я-то знаю, что их бесило. То же самое, что и директора. Мне скучно было на уроках, я книжки читал, потому что делал все задания минут за двадцать. И списывать этим четверым не давал. Почему? Потому что быдло. Харкают под ноги, матерятся через слово, к девчонкам из второй группы пристают, когда кураторы не видят, ведут себя по-скотски. Не учат ничего, просто задницы свои просиживают! Соберутся в кружочек на переменке и втирают друг другу какую-то дичь про то, что они и с кем сделают, когда станут магами... А на самом деле ничего из себя не представляют: ни в учебе, ни в спорте, ни на работе. Убогие посредственности, как сказала бы баба Вася. Но все равно считают, что я им в подметки не гожусь!
Потому что они знают своих родителей, а я - нет.
Переход из административного корпуса заканчивался в холле общаги, куда вела скрипучая железная дверь. Я остановился, прислушиваясь: голосов пацанвы слышно не было, путь свободен.
- Явился-на, - сказала Кагринаковна, пряча под вахтерскую стойку бутылку портвейна. - Миша-Миша, еле дыша!
Эта старая зеленокожая снага только и знала, что заливаться винищем. Плевать ей было на камеры и на экраны, тем более, что половина из них не работала. И мы это знали, и администрация знала, что мы знаем, и ничего не делала. Я всегда подозревал, что они осознанно провоцируют весь этот беспредел, но зачем - вот этого понять не мог.
- Дышит, - сказал я. - Правильно говорить не "дыша", а "дышит". И "дышит" с Михаилом Федоровичем Титовым не рифмуется.
Что-то из меня сегодня все это прет-то? Наверное - от безысходности. Типа, двум смертям не бывать, и все такое прочее.
- В жопу-ска можешь себе свои умности засунуть-на, - предложила орчанка-вахтерша.
Она проводила меня тяжелым взглядом, явно сетуя, что я прервал ее ежевечерний ритуал, и только я свернул к лестнице на этажи - тут же зазвенела бутылкой и граненым стаканом, послышалось бульканье.
Стоило мне заглянуть в коридор второго этажа, где проживала наша первая группа, как в неосвещенном конце коридора, у окна, послышался спешный звук шагов. Они меня ждали! В груди противно заныло: честно говоря, я хоть и не верил, что эта четверка убьет меня, но покалечить-то - могут. Отправляться в нашу интернатскую больничку, где нет ни симпатичных медсестер, ни интересных книжек, мне не хотелось, а вариантов победить я не видел. Наивно было бы думать, что в момент смертельной опасности произойдет инициация: в эти байки я не верил. Никто не мог предугадать точно, что может спровоцировать рождение нового мага. Да и вообще, нас тут проживала сотня человек, а за три месяца инициировалось не то два, не то три. Так себе результат, хотя и лучше, чем средний по стране.
Так что я предпринял кое-что разумное: просто сбежал, решил спрятаться. Не стал идти в свою комнату, а двинул вверх по лестнице, мимо третьего этажа, где жили девчонки, еще выше - к люку на крышу. Ну да, там имелся навесной замок, но я уже проверял и пользовался этой лазейкой: замок не закрывался, просто защелкивался, и вынуть запор из пазов не представляло труда. Тут, в этом интернате, вообще многое оказывалось таким - на вид серьезным, а внутри - гнилым. Может, и браслет, который мне на ногу повесят завтра в коровнике, тоже работать не станет? Надо будет проверить и в случае чего - дать деру, сбежать куда угодно из этого отстойника для перестарков.
Металлические ступени лестницы под моими ногами скрипели, книжка, зажатая подмышкой мешала, но бросать томик с "гаяскутусом" мне казалось неправильным. Да и вообще, что я на крыше целую ночь делать буду? А так - почитаю все слова на букву "Г"! Тоже ничего такое занятие.
Одной рукой отпер замок, головой уперся в крышку люка - и приподнял ее. Пристроил книжку там, сверху, и вылез следом.
На улице царила летняя ночь, пахло дождем, липовым цветом и почему-то майскими жуками. Стараясь не шуметь, двигаясь по кровельной жести, я прикрыл люк и пошел на свое любимое место: на подоконнике круглого окна технического чердачного этажа. Рамы тут не имелось, стекол - тоже, так что сидеть можно было вполне удобно. Ветер почти не дул, и темные тучи, явно грозящие ливнем, меня не волновали. Зато света от фонаря на углу здания вполне хватало, чтобы читать.
С "гаяскутусом " все в целом прояснилось, но том на букву "Г" таил в себе много интересного. Наугад раскрыв энциклопедию я прочитал:
- Гагат - разновидность каменного угля, имеющая глубокий чёрный цвет, сильный матовый блеск, вязкость и раковистый излом. Легко обрабатывается, хорошо полируется, приобретая красивый блеск, благодаря чему (особенно в странах Востока) широко применяется для мелких ювелирных поделок, бус, чёток и других изделий!
Эх, пожевать бы еще чего, и можно было бы сказать, что я хорошо провожу время!
***
Эти гады нашли меня довольно быстро. Скорее всего, спалился я на открытом замке, но тут уж ничего поделать нельзя - как я закрою люк с крыши? Анцыбалов, Кулага, Жолнеров и Петрушевич нашли меня и теперь глумливо улыбались, глядя на мое замешательство. Каждый из них по отдельности, может, и нормальный... По крайней мере, мне поначалу так казалось, первый месяц или около того. Ровно до того момента, как они скучковались. Сбились в стаю - и все, до свидания нормальность, здравствуй, всякая дичь. И как это получается: были пацаны как пацаны, а стали вдруг настоящее быдло?
- О! - сказал Рома Анцыбалов, самый крупный из всех. - Нашелся. Ну что, нашестерил директору?
- Давай, маньячило, у тебя два варианта: или ты сам с крыши скидываешься и едешь на больничку, или мы тебя сбросим, - заявил Петрушевич.
Вообще-то мы с ним первый месяц за одной партой сидели и в морской бой играли. Он даже списывал у меня. А потом оказалось что я не жую хавру, не пью бырло, учу уроки и... И подгонов мне никто не делает. В смысле - посылок и денег не передают. А у Жолнерова подгоны - каждую неделю, а у Кулаги - связи, ему кто-то хавру в пакетиках через забор перебрасывает. Говорят, хавра стимулирует магическое развитие. Брешут!
- Вылезай оттуда, - поманил меня пальцем Жолнеров.
Ему тогда, в туалете, досталось меньше Кулаги, вот он и храбрился. Сам-то Кулага отирался в тылу. Я встал, перехватил "Большую Энциклопедию Государства Российского" поудобнее и стал думать, как подороже продать свою жизнь.
- Значит, так, - Анцыбалов поковырялся в ухе. - У меня предложение: если ты нам ботинки футболкой почистишь и котлету будешь на обеде отдавать - мы тебя сейчас оставляем в покое. А если нет - пеняй на себя.
- Я тоже хочу котлету, - заявил Жолнеров. - Надо как-то по дням распределиться.
- Десерт забирай, - предложил мясистый Рома.
- Э-э-э-э, - возмутился Петрушевич. - Десерт мой!
А Кулага - он помалкивал.
- Ну что, снимай футболку, черт, начинай уже играть в сапожника! - пощелкал пальцами Анцыбалов, который мысленно сожрал все мои котлеты на месяц вперед.
Вообще-то сапожники ботинки не чистят. Сапожники их шьют! Но этому объяснять такие вещи бессмысленно, даже Кагринаковна в этом плане адекватнее... Так что я шмыгнул носом, смирился с неизбежным и сказал:
- Ты втираешь мне какую-то дичь!
***
Нет таких раскладов, при которых я бы победил четырех крепких парней (другие в интернате не выживали) и ушел бы с крыши под красивую музыку, на фоне заката, и волосы назад. Чуда не случилось, несмотря на то, что я крепко приложил книгой в нос Анцыбалову, достал ногой по яйцам Петрушевичу и круто пробил слева в печень Жолнерову. И все - зря.
Теперь Ромочка с залитой кровью джинсовкой держал меня справа, кривящийся Петрушевич - слева, Жолнеров пытался отдышаться и прийти в себя. А Кулага подходил ко мне с гаденькой щербатой улыбочкой. Как назло, еще и обстановка вокруг воцарилась донельзя киношная: дождь пошел из темных туч, гром загрохотал... Первые крупные капли ударили по кровельной жести. Просто бесит!
- Давай, - предложил Анцыбалов. - Отомсти ему, Гарик. Врежь как следует, выбей черту зуб!
Они не видели, что происходит с Кулагой - этим бледным, голубоглазым, нервным типом с вечно немытыми волосами. А я - видел! Его глаза налились кровью, на руках вздулись вены - гораздо сильнее, чем обычно это бывает у человека, пребывающего в ярости. Да что там - слипшиеся пряди волос шевелились у него на голове, как змеи! От его походки даже металл, которым была покрыта крыша общаги, прогибался, как будто вес Гарика увеличился раз в десять!
Если это не инициация первого порядка - то я не Миша Титов, а король Авалонский! И мне вдруг стало ужасно скучно. Ну ее, эту жизнь, если тут такие правила: какое-то быдло выиграло джекпот, а я - который даже по словам директора Адодурова весь из себя умнейший и талантливый - помру сейчас, потому что он мне череп проломит кулаком, или что-то типа того...
И я с досады и со злости плюнул в Кулагу, но плевок не долетел, и ляпнулся ему под ноги! И Кулага поскользнулся на замахе! Удар поэтому вышел смазанным - но мне этого хватило. Я вылетел с крыши как будто мной выстрелили из катапульты, с неимоверной силой и скоростью! Летел, вращался в воздухе... А потом, пролетая над кроной раскидистого клена, я увидел удар молнии на фоне ночного неба - такой, будто видео включают на замедленный показ. Этот электрический росчерк, яркий донельзя, как будто остановил мир, и тут произошло сразу целая куча всего. Настоящая дичь!
Во-первых, перед моими глазами... Нет, наверное, все-таки в моем сознании, в мыслях, воображении! Вот там, на границе фантазии и реальности возник образ совершенно незнакомого мне мужчины, которого я никогда в жизни не видел. Крепкий, прямо скажем - импозантный, но не слащавый, лет сорока пяти, с мужественным небритым лицом, мощными ручищами, спортивной фигурой - он как-то сразу внушал доверие. Сбитые кулаки бойца, ломаный нос и прямой, ясный взгляд придавали всему его облику некой настоящей, мужской матерости. Футболка-поло с каким-то логотипом в виде лаврового венка, джинсы, белые кроссовки, татуировки на предплечьях...
- Я что - помер? - он был удивлен до предела. - А ты, пацан, чего - летишь? Какого...
Вот тут настало во-вторых. В голове моей как будто взорвалась бомба - грянуло так, что искры из глаз! И образ этого обаятельного дядьки вдруг рассыпался тысячей осколков, в каждом из которых застыло удивленное лицо Руслана Петровича Королева - что? Откуда я знал, как его зовут?
И, наконец, в-третьих... В-третьих, с моими глазами что-то случилось. Я вдруг увидел - все еще продолжая медленно-медленно лететь, а точнее, падать с крыши - множество нитей серебристого цвета, которыми было пронизано все вокруг. Все предметы были ими связаны, нити тянулись от окон к камням, от камней - к ботинкам замершего в дурацкой позе Кулаги на крыше, от ботинок - к открытому люку, из которого высовывалось испуганное, по-орочьи зеленое лицо Кагринаковны, и вообще - от всего и ко всему! От моих рук - к чему угодно!
И я подумал - а вдруг? Вдруг - получится? И потянул за те серебристые ниточки, которые тянулись к ветвям клена подо мной!
И ветки подались! Они потянулись вверх и врезали мне по лицу, по ногам, по ребрам, меняя траекторию и тормозя падение, и время внезапно снова запустилось в нормальном режиме, и мне стало чертовски больно, и я рухнул вниз, на этот самый чертов клен, пересчитывая каждую кленовую веточку, и все поверить не мог: это что такое сейчас произошло - инициация? Я что теперь - маг?
Очень интересно!
***
Михаил ТитОв
Руслан Королев
Глава 2. Куда приводят мечты
Листая дальше, вы перейдёте на author.today